Известно, что участвовавших в чужой войне казахстанцев по возвращении на родину ждут реальные тюремные сроки. Но, как оказалось, многие из вернувшихся наказание в виде лишения свободы воспринимают как более лучшую участь, чем та, которая им грозила на чужбине. В настоящее время политолог, директор Казахстанского института стратегических исследований Ерлан Карин разъезжает по тюрьмам и берет интервью у осужденных казахстанцев, вернувшихся из горячих точек. Эту работу он проводит в рамках исследования. Проект еще не закончен, но уже сейчас политолог может сделать некоторые личные выводы. Например, он считает, что в большинстве случаев причины, которые побуждают молодого человека сбрасываться с балкона, и причины, которые движут тем, кто уезжает в чужую страну на войну, имеют одну и ту же природу.

- Расскажите подробнее о вашем исследовании. Как это происходит - общение с осужденными? Можете уже подвести какие-то предварительные итоги?

- В рамках этого проекта мы пытаемся выяснить причины и факторы радикализации, узнать, что толкает молодых людей на то, чтобы вовлекаться в деятельность радикальных организаций, покидать страну и присоединяться к каким-то группам. Кроме того, за счет этого проекта мы пытаемся выяснить, что происходит на самом деле там - в Сирии, Ираке, понять специфику деятельности разных организаций - ДАИШ, АльКаиды, и многих других, в чем их отличие.

За последние 2,5 месяца мы объехали несколько тюремных учреждений, колоний в разных регионах страны, где встречались с лицами, которые были осуждены за участие в вооруженной деятельности, за участие в деятельности террористических организаций за рубежом, в частности в Сирии. Мы проводили с ними большие объемные интервью, беседы. Сейчас идет процесс анализа и свода этой информации.

Довольно часто некоторые эксперты делают выводы, что радикализации способствуют социально-экономические факторы - безработица, бедность и так далее. Но, как показывает наше исследование, это не совсем так. Многие люди, которые имели стабильную работу, имели бизнес, стабильный доход, они все же подвергались определенной пропаганде и под этим влиянием уезжали. Здесь срабатывала открытость информационного пространства, доступность материалов. В процессе интервью мы часто спрашиваем у самих осужденных, что бы они посоветовали, какие меры нам следовало бы принять, чтобы не допустить выезда наших граждан в горячие точки. И фактически все они говорят, что в первую очередь нужно оказывать противодействие распространению различного деструктивного контента, которого очень много. По их словам, все эти материалы легкодоступны, и любой человек может сразу же с ними ознакомиться и соответственно оказаться под влиянием.

Наши коллеги в других центрально-азиатских странах - в Кыргызстане, Таджикистане - также проводили подобное исследование, беседовали с родственниками этих выехавших людей. Мы эти исследования сравниваем и видим, что все-таки причины и факторы, толкающие людей выезжать в горячие точки, в Казахстане, Кыргызстане, Таджикистане и других странах совершенно разные. В Казахстане это в большой степени информационное воздействие, тогда как в наших соседних республиках в основном выезжают те, кто находится в непростой социально-экономической ситуации.

Наше исследование показывает, что основной поток рекрутов в частности из Казахстана остановился. То есть основной костяк уже давно выехал. Мы здесь основываемся на интервью, на анализе тех сведений, которые появляются в социальных сетях, на экстремистских медиаресурсах, используем данные спецслужб, сирийских структур. Сравниваем и отчетливо видим: если по некоторым странам Центральной Азии, к сожалению, динамика повышается, то по Казахстану видно, что поток остановился. Здесь сработало нескольких факторов: и работа спецслужб, и профилактическая работа -  взаимодействие со СМИ, с неправительственными организациями, задействованными по программе дерадикализации.

- Помощник Президента Казахстана - секретарь Совета безопасности высказал мнение, что выезжающие на войну казахстанцы - это люди несчастные и заблудшие. У вас есть опыт общения с этими гражданами. Они действительно такие?

- Я абсолютно согласен с этим мнением. В процессе исследования мы условно разделили казахстанцев, выезжающих в горячие точки, на три категории. Первая - это люди, оказавшиеся в сложных жизненных ситуациях, преследовавшиеся правоохранительными органами за какие-то правонарушения, имевшие какие-то финансовые затруднения, долги. Эти граждане выезжали в Россию, Турцию, арабские и европейские страны, скрывались там или пытались подработать. Через некоторое время, продолжая находиться в сложных жизненных ситуациях, они вовлекались в какие-то общины, криминальные группы, и уже через эти сети оказывались в итоге в Сирии.

Вторую категорию мы называем "обманутые верующие". Это люди с определенными религиозными убеждениями и принципами, но следуя ложной пропаганде, подвергаясь призывам о якобы священном долге верующего, выезжали туда. Почему многие выезжали с семьями? Потому что они уезжали не на джихад, а совершали хиджру, то есть переселение в якобы благополучное для мусульман место, где они могут жить, следуя своим обрядам и убеждениям.

И третья категория - это фанатики.

Так вот, 70-80 процентов, если не больше, из тех, кто выезжает, - это люди из первых двух категорий. То есть они выезжают туда, не имея представления, что там происходит, не имея представления о сути конфликта, не разбираясь во всех этих хитросплетениях мировой геополитики, разборках между самими террористическими группами.

Приезжая туда, наши люди убеждались в том, что все совершенно не так и там идет не священная война, а просто каждый реализует какие-то свои узкие политические и геополитические интересы, понимали, что они какие-то винтики, что их хотят использовать, и потом уже пытались вернуться. Поэтому среди осужденных много тех, кто буквально были пять дней, неделю-две. Через несколько дней они уже начинали искать способы вернуться, сбежать, но оказывались в ловушке.

Чтобы выехать оттуда, нужно проехать через разные блокпосты. Я расспрашивал: элементарно, чтобы дойти до окраины города в одном населенном пункте, им приходится пересекать несколько блокпостов, контролируемых разными повстанческими радикальными группами. И если у этой группы, в рядах которой ты состоишь, есть сложные взаимоотношения, то тебя могут просто расстрелять. К тому же, если человек бросает оружие и покидает свою территорию, то он автоматически теряет "защиту" своей радикальной группы и рискует быть задержанным просто даже за дезертирство. Поэтому кто-то остается вынужденно, потому что если их заподозрят в том, что они хотят сбежать, то вы знаете нравы и правила ДАИШ. Только вчера я видел видео, как казнили восемь голландских боевиков за дезертирство.

Вторая причина, почему не все возвращаются, заключается в том, что когда наши люди попадают туда, их специально снимают на камеру, берут у них интервью, потом эти ролики выкладывают. Это делается для того, чтобы "засветить" их, не дать им возможности вернуться. Они говорят: вот, мол, теперь спецслужбы в ваших странах вас уже знают, если вернетесь, то вас арестуют и посадят на 15-20 лет, хотя сейчас на самом деле все не так. В нашей стране применяются разные подходы в оценке степени уголовной ответственности: если человек не причастен - одни меры, если человек не участвовал в терроризме - другая мера уголовного наказания, если человек участвовал в боевых действиях, в конкретных преступлениях, то совершенно другая. Но они их запугивают, и в итоге эти люди вынужденно там остаются. И таких 70-80 процентов. Это билет в один конец, потому что иностранных боевиков используют в первую очередь в качестве пушечного мяса, как расходный материал.

- Но некоторые все-таки возвращаются. Как им это удается?

- Те, кто вернулся, считают себя везунчиками. Практически все они говорят, что им повезло, они благодарят судьбу, Всевышнего за то, что им удалось вырваться.

- То есть они все равно счастливы, даже несмотря на то, что сидят в тюрьме?

- Да, и я не утрирую, многие заявляют, что они рассматривают уголовное наказание как самую лучшую альтернативу того, что могло с ними быть. Потому что они могли бы быть убиты там, они могли бы быть казнены или просто могли оказаться в тюрьме других стран, где соответственно к ним бы относились совершенно по-другому.

Я хочу сказать, что нужна большая информационная работа. Надо говорить людям, что никто в этих странах не собирается защищать какие-то религиозные принципы, идет борьба за корыстный геополитический интерес, вот и все. Это чужая война. Я их спрашиваю, осужденных, как они оценивают то, что там происходит.

Мы, говорят, не знали, попадаешь туда - видишь другую картину. Многие говорят: жалко, что мы это поняли поздно. Мне кажется, искаженная картинка - одна из причин того, что люди вовлекаются в эти течения.

- Вы сказали, что среди выехавших - часть фанатики. То есть это люди, которые просто хотели повоевать?

- Это фанатики, которые целенаправленно выезжают. Религия здесь ни при чем, просто в человеке есть какая-то внутренняя милитаристская идеология, он находит ей обоснование через религиозную концепцию или что-то другое. У него есть просто желание туда вовлечься. Есть немало тех, кто идет в поисках авантюры, драйва, особенно, кстати, среди европейцев таких много. Потому что жизнь в этих развитых странах размеренная, спокойная, в какой-то степени скучная. Это у нас есть элементы непредсказуемости, что-то происходит, что-то появляется, а у них размеренная жизнь. И это на самом деле так. Мои коллеги тоже проводили пример беседы с выходцами из европейских стран. Они говорят: мы удивляемся тому, что люди из Европы уезжали, следуя каким-то банальным призывам, мол приезжай, здесь интересно, мы здесь на машинах ездим, пиццу кушаем, нам дают автомат, можно пострелять. Конечно, не все так, но есть и такие.

Вообще картина сегодняшнего дня очень запутана, очень сложно углядеть в каких-то проявлениях истинные мотивы, даже мы - эксперты, погружаясь в исследование, понимаем, что за этими игроками стоят какие-то фракции, за фракциями - группы, за группами - какие-то джамааты, и так далее. Это пестрая мозаичная картина затрудняет восприятие, и каждый находит для себя какое-то примитивное объяснение и потом следует этим оценкам. А в итоге все оказывается не так просто.

- А вот эти авантюристы в беседе с вами признаются, что были не правы?

- Многие признаются в этом, в общем-то поэтому они и возвращаются. Говорят: был молод, не знал, поехал, сожалеет, исправить что-то уже поздно. Но они рады хотя бы тому, что выжили и оказались здесь, а не так, как другие, которые погибли где-то в непонятной войне.

- Этим людям приходилось брать в руки автомат и стрелять в других?

- Я уже говорил о том, что некоторые из них даже не успевали толком побыть там, находились всего две-три недели. Есть же еще один миф, что им платят. На самом деле ничего им там не платят. Когда они приехали, то оказалось, что если ты хочешь воевать, ты должен пойти на базар и купить автомат, автомат стоит очень дорого, а ведь к нему еще патроны нужны, еще что-то. Оказывается, что это какой-то бизнес. Вроде пропагандируют им: приезжайте, помогайте. Они приезжают, а там все на деньгах, за любое действие ты должен платить.

И еще, вот прямо такой фронтовой войны там нет. Просто территория какого-то населенного пункта разделена на разные зоны: на этой части хозяйничает одна группа, на другой части другая. Там стоят заградительные линии, блокпосты, которые они охраняют. Стреляют в воздух или обстреливают друг друга из минометов. Нет каких-то наступательных военных операций. В одном населенном пункте могут хозяйничать три-четыре группировки, они могут дружить, а на следующий день передраться опять же. За что они воюют? За территорию, которую надо контролировать: доходы, контрабанда, нефть, оружие.

- СМИ очень любят тему так называемого секс-джихада, когда на войну выезжают женщины для оказания сексуальных услуг боевикам. Вообще у нас есть женщины, которые сидят за это?

- Это одна из мифологических тем, она преподносится таблоидами, все это искажает и создает обманчивые, ненужные картинки. Конечно, есть проблема женщин, но это отдельная тема, по которой мы тоже делаем проект. Мы выделяем две группы - проблема женщин и родственников.

Например, если к моменту гибели боевика его семья находилась в Сирии - это один момент. Боевик погибает, семья остается, какое-то время находится на попечении у группы, которая на первых порах содержит, потом семьи разделяют, женщин используют для одних целей, детей - для других.

Вторая группа - это когда боевик, пытаясь сбежать, покидает территорию Сирии, переселяется в другие страны - в Турцию, Египет, и там подвергается либо аресту, либо гибели. Его семья переселяется в другие страны, но опять же оказывается в сложной жизненной ситуации. Вроде бы не в военных условиях, но все равно в нищете, бедности, без заработка, не знает, как прокормиться. Вот этим тоже нужно заниматься.

- Но все-таки среди тех, кто сидит в тюрьмах за участие в военных конфликтах за рубежом, есть женщины?

- Есть, но их доля не большая на самом деле.

- Те, кто поехал на войну по религиозным убеждениям, они изменили свои взгляды?

- Многие из них раскаиваются, идут на сотрудничество, более того - помогают в различных программах по дерадикализации. Я думаю, это их осознанное желание. Те, которые не сильно раскаиваются, но понимают, что совершили ошибку, они по крайней мере проявляют желание дальше разобраться, просят сами организовывать для них встречи с теологами, обращаются к нам с какими-то вопросами, чтобы мы им разъяснили. Видно, что люди, если не полностью отошли от каких-то убеждений, то по крайней мере пытаются разобраться до конца для ясности.

Многие, конечно, во время бесед испытывают эмоциональный всплеск, вспоминая свое нахождение в среде террористов, слезу пускают, тяжело им дается. Но мы им объясняем, что это нужно, чтобы другие не повторяли ошибку. Они понимают.

К слову, среди них есть люди, которые вообще не практиковали никогда ислам, не читали намаз.

Мне кажется, в большинстве случаев одна из причин вовлечения в экстремистскую деятельность - это как раз таки очень слабое влияние окружающей социальной среды. Напомню, что большая часть из них очень хорошо образованы, кто-то имел хороший заработок, бизнес, так почему же они уехали? Есть только одна закономерность, это характерная черта для многих. Как минимум каждый второй переживал в детстве или юности какие-то острые семейные драмы. Это потеря близких, отчуждение, разлука, и это видимо создало очень серьезную психологическую травму, как-то способствовало изоляции, человек оставался, может быть, наедине с какими-то вопросами. И в этот момент на пути оказывались какие-то люди и влияли на них.

То есть человек, погруженный в разновекторные социальные коммуникации - родственники, коллектив, друзья, он на самом деле защищен, у него хороший иммунитет от влияния такой пропаганды, не только религиозной.

А вот те люди, которые обособлены или живут в каких-то узких небольших социальных группах, у них большой риск.

Самая главная рекомендация - усиление института семьи, пропаганда поддержания традиционных семейных ценностей, чтобы человек не выталкивался, иначе его обязательно кто-то подхватит: либо уличная банда, либо вербовщики, либо молодые люди из новомодных молодежных течений. Потом в итоге оказывается, что кто-то уезжает в Сирию, а кто-то бросается с балкона.

Может быть, кто-то со мной не согласится, но я считаю, что во многих случаях глубинные причины, способствующие суициду или вовлечению в экстремистскую деятельность, примерно схожи - это отчуждение, изолирование, девальвация семейных ценностей. Ребенок остается сам по себе, и он найдет кого-то: либо того, кто будет ему какие-то просектанские вещи говорить про "конец света", либо он найдет какого-то вербовщика.

Каждый раз разговор о терроризме у меня заканчивается такими, казалось бы, банальными вещами, но многие из вернувшихся признаются нам: "Сейчас главное для меня семья, теперь я жалею, что бросил родителей, что подверг их страданиям, бросил братьев и сестер". То есть мы начинали с вопросов геополитики, а в итоге пришли к вопросу сохранения семейных ценностей.

Беседовал Ренат Ташкинбаев

Источник: ТengriNews