Учение Абу-Ханифы об ирджа

Понедельник, 16.09.2021
Учение Абу-Ханифы об ирджа Проблема написания учебных пособий для мусульманских учебных заведений сегодня ставится на фоне обсуждений вопроса о необходимости противодействия мусульманскому экстремизму.

Проблема написания учебных пособий для мусульманских учебных заведений сегодня ставится на фоне обсуждений вопроса о необходимости противодействия мусульманскому экстремизму. Считается, что корни любого экстремизма лежат в политико-экономической сфере и именно на этом уровне они должны пресекаться государством. Однако это не совсем так. Любой экстремизм на определенном этапе получает свое идейное осмысление. 

И если речь идет о мусульманской среде, то получив раз свое богословское обрамление, экстремистские идеи начинают самостоятельное существование и уже сами определяют поведение людей. И в этом плане противостоять обогословленному терроризму и экстремизму могут и должны только сами мусульманские богословы, а никак не карательные институты государства, грубая сила которых хоть и нужна как крайняя мера, но все же не результативна в идейной борьбе.

Экстремизм – понятие весьма неопределенное. По крайней мере, очень трудно уловить ту грань, которая отличает принципиальность и последовательность человека в своих взглядах от одержимости, представляющей угрозу для других. В любом случае, мы должны признать, что между существующими конфессиями заложена определенная конфронтация, т.к. несмотря на внешнюю риторику, каждая из них рефлексивно считает себя монополистом на истину и спасение. Определить, в какой момент здоровая конкуренция превращает эту конфронтацию в экстремистское начало, не входит в предмет рассмотрения настоящей статьи. Но мы с уверенностью можем утверждать, что аномальной является ситуация, когда врагов религии ищут не вовне, а внутри ее.

Ограничить понимание экстремизма в столь узких рамках на первом этапе важно хотя бы потому, что без преодоления внутриконфессиональной агрессии все разговоры о межконфессиональном мире и согласии будут также преждевременны. Поэтому, поднимая вопрос о мусульманском экстремизме, мы для начала должны иметь в виду его внутреннюю направленность.

Экстремизм – это всегда конфликт. Богословским апогеем конфликта в мусульманской среде становился такфир – обвинение в неверии. Такфир в одночасье разрушает единство мусульман, и уже поэтому должен вызывать наше опасение. В стратегическом же плане его последствия также весьма негативны. Как считал «последний татарский богослов» Муса Бигиев, этот мусульманский аналог христианской практики предания анафеме сковывал на протяжении веков как религиозную мысль, так и творческую инициативу в среде мусульман, что и стало причиной их упадка и отсталости[1].

В средневековье наиболее последовательными сторонниками института такфира были хариджиты. Как известно, хариджиты появились на исторической арене во время правления четвертого праведного халифа Али ибн Абу-Талиба. Хариджиты боролись за справедливое государство, однако их борьба выражалась в сепаратных войнах, в которых погибало немало самих мусульман, во благо которых и развязывалось кровопролитное противостояние. Понимая, что убийство единоверцев – богопротивное деяние, раскольники стали искать теологическое оправдание своим поступкам. Для этого им требовалось доказать, что убиваемые ими мусульмане вовсе не мусульмане, а неверные, изгои общества и враги Всевышнего. Но как это сделать?

Для этого необходимо было рассмотреть само понятие веры. Вера, учили они, – это не только внутреннее убеждение[2] и словесное признание[3], но и должное деяние[4].

Отсутствие одного из этих трех компонентов должно было свидетельствовать об отсутствии веры как таковой. Поэтому неверным объявлялся не только тот, кто не верует сердцем и отказывается от веры на словах, но и тот, кто утратил должное деяние, иначе говоря, согрешил. Таким образом, неверным становился каждый великогрешник (муртакиб аль-кабаир). На практике же хариджиты обвиняли в неверии не столько великогрешников, сколько мусульман, не примкнувших к их течению. А наиболее ревностные хариджиты – азракиты – обвиняли в неверии и своих собственных последователей, отличившихся пассивностью.

Таким образом, хариджиты оправдывали практику такфира. Признать человека неверным, с одной стороны, означало лишить его всяких надежд на милость Всевышнего. Но с другой – для средневекового халифата такое признание имело и правовые последствия – человек ставился вне уммы (т.е. государства), изгоем, персоной nоn grata. Отсюда логично вытекала и конечная цель хариджитов – оправдание религиозного убийства (исти‘рад).

Перед мусульманскими богословами тех лет стояла важная задача – пресечь практику религиозных убийств. Выполнению этой миссии посвятил свою жизнь богослов и великий учитель,  имам Абу-Ханифа Нуман ибн Сабит, который жил во времена смены династий, смут и раздоров и потому как никто понимал значимость мусульманского единства.

Красной нитью через все его богословское наследие проходят идеи, конечная цель которых показать неоправданность религиозных убийств. Одна из таких идей заключалась в тезисе о нетождественности веры деянию. Именно это ключевое утверждение лишает почвы те богословские конструкции, которые ведут к такфиру и – как следствие – религиозному убийству. Вот почему Абу-Ханифа так твердо настаивал, что вера – это лишь внутреннее убеждение и словесное признание. 

В подтверждение своих слов он приводил как многочисленные керамические цитаты[5], из которых следовало, что Бог «установил веру отличной от деяния»[6], так и доводы разума. А раз «Всевышний Аллах отделил веру от деяния»[7], то и несостоятельность хариджитского такфира в отношении великогрешников становилась очевидной со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поражает мужество, с которым ему приходилось порой это доказывать.

Так, в 744 г. хариджитские банды под руководством Заххака ибн Кайса развернули в Ираке широкое повстанческое движение. В 745 году был захвачен родной город Абу-Ханифы – Куфа. Ворвавшись в центральную куфийскую мечеть, хариджиты потребовали от Абу-Ханифы отказаться от своих богословских взглядов и принять практику такфира. Но ученый был непреклонен:

— Вот две похоронные носилки у дверей мечети, – говорил он им.

— В одних лежит некий муж, который напивался до хрипоты и умер от этого. В других – женщина, понесшая от блуда и сгубившая свою душу, дабы это не было предано огласке. К какой религии относятся они? К иудейской?

— Нет, – отвечали хариджиты.

— Или христианской?

— Нет.

— А может к зороастрийской?

— Нет.

— К какой же тогда?

— К той религии, которая свидетельствует, что нет божества кроме Аллаха и что Мухаммад Его раб и посланник.

— В таком случае скажите мне об этом свидетельстве: оно есть треть, четверть или пятая часть веры?

— У веры не бывает трети, четверти и пятой части.

— Тогда сколько в них было от веры? Вся вера целиком!

— Ну и в чем же ваш вопрос ко мне о [грешных] людях, в отношении которых вы [только что] признали и подтвердили, что они суть верующие? Избавь нас от себя! Они либо верующие (ахль аль-джанна), либо неверующие (ахль джаханнам)!

— Значит, вы продолжаете противиться. Тогда я напомню вам, что сказал Божий пророк Ибрахим о народе, который был более грешен, чем те двое: «Господи! Ведь они сбили с пути многих людей, а кто последует за мной, тот – от меня, а кто ослушается меня... ведь Ты – прощающий, милостивый!»[8]; напомню и о том, что сказал Божий пророк Иса о народе, который был более грешен, чем те двое: «Если Ты их накажешь, то ведь они – Твои рабы, а если Ты простишь им, то ведь Ты – великий, мудрый»[9]; и том, что отвечал Божий пророк Нух, когда ему сказали: «Разве мы уверуем в тебя, раз за тобой последовали низкие?» Он сказал: «Нет у меня знания о том, «что они делали. Их расчет только у Господа моего, если бы вы знали! А я не стану гнать верующих»[10].

И пока хариджиты слушали его, они обнажили из ножен свои мечи»[11].

Мужество величайшего предстоятеля, который перед лицом смертельной опасности продолжал отстаивать свои убеждения, говорит о принципиальной важности вопроса. При этом Абу-Ханифа был осторожен в вопросе обвинения великогрешника в неверии не потому, что он допускал грех, но потому, что он не считал себя вправе вершить над человеком Божий Суд. Будучи сам величайшим подвижником благочестия, Абу-Ханифа как никто другой осознавал опасность греховного образа жизни. Он прекрасно видел пагубность греха и все же настаивал, что вердикт о внутреннем мире человека может выносить только Бог.

При этом взаимосвязь греха и веры для него была очевидной. Вот как он сам говорил об этом: «По мне для малогрешника (сахиб аз-занб ас-сагир) надежд [на спасение] больше, чем для великогрешника (сахиб аз-занб ал-кабир). И сопоставить это можно с двумя мужами. Один из них оказался в море, другой – в маленькой речке. За обоих я боюсь, как бы не утонули. Надеюсь, что оба они спасутся. 

Однако за того, кто в море, опасаюсь больше, чем за того, кто в маленькой речке: как бы не утонул. На спасение того, кто в маленькой речке, надеюсь больше, чем на [спасение] того, кто в море. Так же за великогрешника я опасаюсь больше, нежели за малогрешника. И на [спасение] малогрешника надеюсь больше, чем на [спасение] великогрешника. На [спасение] обоих я надеюсь и за обоих опасаюсь соразмерно их деяниям»[12].

Надежда на спасение грешников и оставление их на Суд Всевышнего Аллаха обозначалось в мусульманском богословии термином ирджа. Изначально принцип ирджа восходит к ангелам. Когда Аллах предложил им назвать имена [предметов], он гласил им: «Возвестите Мне имена сии!»[13]. Ангелы испугались допустить ошибку, говоря без знания наугад, отступились и сказали: «Хвала тебе! У нас познания только о том, чему Ты научил нас»[14]».[15] Поэтому для Абу-Ханифы ирджа означала воздержание от суждений в тех вопросах, о которых человек не имеет должного знания[16].

 Именно в этом смысле Абу-Ханифу можно считать мурджиитом. Однако само мурджиитское учение было извращено многими его представителями их отказом признавать пагубность и вредоносность греха, отрицанием всякой взаимосвязи между грехом и верой. Поэтому многие биографы ученого (например, Шахрастани) причисляли Абу-Ханифу к мурджиитам с большой осторожностью[17]. Да и сам ученый был вынужден защищать свои мурджиитские взгляды в свете того, что для многих само слово мурджиит стало ругательным[18].

Среди основателей четырех мусульманских толков исключить в духе мурджиизма «должное деяние» из состава веры осмелился только Абу-Ханифа. Остальные же имамы причисляли деяние к компонентам веры, делая при этом оговорку, что отсутствие «должного деяния» говорит не об отсутствии веры как таковой, а об отсутствии лишь ее полноценности и совершенства. Эта антихариджитская по своей направленности оговорка не могла избавить конструкцию от внутренней противоречивости, но вполне могла нейтрализовать ее возможные негативные последствия. Сегодня же нам следует понимать, что опубликованные в последние годы книги, где вера трактуется как составляющая трех элементов, сами по себе не противоречат основам суннизма, однако при буквальном прочтении (т.е. без указанной оговорки) могут способствовать распространению хариджитско-экстремистских идей.

Несмотря на известную непопулярность мурджиизма, Абу-Ханифа отстаивал концепцию ирджа как единственно возможный способ противодействия институту такфира. И был в этом вопросе всегда принципиален. Величайший предстоятель воздерживался от суждений о внутреннем мире человека и отказывался от обвинения его в неверии даже тогда, когда на то были, казалось бы, очевидные основания. Так, однажды некий человек спросил у Абу-Ханифы: «Что Вы скажете о человеке, который говорит, что не надеется на рай и не боится ада, вкушает мертвечину, свидетельствует о том, чего не видит, не страшится Аллаха, молится без поясных и земных поклонов?»

С точки зрения формального мусульманского богословия такие заявления противоречат основам вероучения, поэтому ученики Абу-Ханифа поспешили назвать обвиняемого неверным. Однако Абу-Ханифа, желая утвердить агностический принцип в суждениях о внутреннем мире, взялся доказать, что названный человек «из числа истинных угодников Божиих», и тем самым утвердить обоснованность ирджа. «Что касается его слов о том, что он «не надеется на рай и не боится ада», – пояснял Абу-Ханифа, – так это потому, что он надеется на Господа рая и боится Господа ада. 

Что касается его слов, что он «не страшится Аллаха», так это потому, что он не страшится того, что Аллах будет в отношении него несправедлив и вероломен, ибо сказал Всевышний Аллах: «...и твой Господь не обидчик для рабов»[19]. Его слова о том, что он вкушает мертвечину, означают, что он употребляет рыбу. Его слова о том, что он молится без поясных и земных поклонов, означают, что он много молится за Пророка и часто участвует в похоронных намазах. Его слова о том, что он свидетельствует о том, чего не видит, означают, что он свидетельствует Истину (аль-хакк), подтверждая, что нет божества, кроме Аллаха и что Мухаммад – Его раб и посланник...».[20]

Аналогичным образом Абу-Ханифа не спешил обвинять в неверии и того, кто прямо заявлял о своем собственном неверии, ибо такие заявления могут быть ложными и необоснованными и потому подлежат тщательной проверке[21].

Подобная осторожность стала основополагающим богословским принципом Абу-Ханифы и всей ханафитской школы. Ученый как никто другой понимал, что ирджа – это тот самый механизм, который способен остановить негативные последствия такфира и установить согласие и единство среди мусульман вне зависимости от их отношения к греху. В современных условиях, когда для нас приоритетным вопросом стал поиск путей единения различных мусульманских толков и идейных течений, в концепции ирджа также скрыт пока еще неоцененный потенциал. Более того, лишь с позиции ирджа мы можем вести и межконфессиональный диалог, не допустив при этом экуменистической мутации собственной религии.

Действительно, учение Абу-Ханифы об ирджа актуально сегодня во многих отношениях. И в первую очередь идеи величайшего предстоятеля следует использовать в деле противостояния мусульманскому экстремизму и терроризму. Несмотря на то, что хариджиты исчезли с исторической сцены, логика их богословского мышления продолжает жить и в наши дни. Как у нас в стране, так и за рубежом нередко терроризм вершится под знаменами ислама. Нередко жертвами террактов становятся и мусульмане. Чем как не логикой такфира могут руководствоваться их исполнители, которые борются за «чистоту ислама», убивая при этом самих мусульман? Да и в повседневной жизни мусульман такфир все еще находит свое применение. Поэтому при написании учебников мы должны пристальное внимание уделять классическим богословским проблемам, получившим в наши дни новое звучание, и в особенности тем из них, которые связаны с проблемой соотношения веры и деяния.

Бигиев, призывая отказаться от практики такфира, не предложил ей никакой богословской альтернативы. Однако это сделал первый богослов ислама Абу-Ханифа в своем учении об ирджа. И наша задача – продолжить его идеи.

[1] Хайрутдинов А.Г. Последний татарский богослов (жизнь и наследие Мусы Джаруллаха Бигиева). – Казань, 1999. – С. 73–74. Хайрутдинов А.Г. Наследие Мусы Джаруллаха Бигисва. Сборник документов и материалов. – Ч.II. – Казань, 2000. С. 73–75.

[2] По-арабски: тасдик би-ль-кальб, тасдик би-ль-джинан.

[3] По-арабски: икрар би-ль-лисан.

[4] По-арабски: амаль би-льджаварих, амаль би-дь-аркан.

[5] Например, Коран, 14:31; 2:178; 33:41; 103:3; 2:112; 17:19.

[6] Учитель и ученик// Абу-Ханифа Нуман ибн Сабит. Трактаты. М., 2001. С 44.

[7] Там же.

[8] Коран. 14:36.

[9] Коран. 5:118.

[10] Коран. 26: И1-113.

[11] Абу-Захра Мухаммад. Абу-Ханифа: хайатаху ва acраху, арааху ва фикхуху. Каир, 1997. С.24.

[12] Учитель и ученик. С. 49.

[13] Коран. 2:29.

[14] Коран. 2:30.

[15] Учитель и ученик. С. 56.

[16] Там же.

[17] аш-Шахрастани Мухаммад ибн Абд ал-Карим. Книга о религиях и сектах/ Пер. с арабск. С.М. Прозорова – М., 1984. – С. 128.

[18] Письмо Усману ал-Батти. // Абу-Ханифа Нушн ибн Сабит. Трактаты. – М., 2001. – С. 97–100.

[19] Коран. 41:46.

[20] Ас-Саймари Хусейн б. Али. Ахбар Аби-Ханифа ва асхябихи. Хадарабад. 1974, С. 26.

21] Учитель и ученик. С. 61.

Исламская традиция: прошлое, настоящее, будущее. Материалы научно-практической конференции 21.12.2021

http://idmedina.ru/books/materials/?3711

Р.Г. Батров, Имам-хатыб Ярославской Соборной мечети


Прочитано 422 раз

Время намаза

 
JoomShaper